Зерцало вселенной

                 «Разделение миров»

Вода и небо - составляли неразрывное целое,

Творец Вселенной – птица достала со дна жизнь,

По щепотке раздала стихиям, людям и зверью.

Луна зародилась из мысли, из дыхания рос ветер,

Разум - от облака, олени поднимались из росы,

Дыханьем светлых звёзд души стада наполняя.

Голодный волк точил острые зубы на стороны света.

Клыком драл под небесный и над звёздный рассвет,

Рвал уставшую плоть розовой зари и чудного покоя,

Сменяя времена года в вихре страсти путаных миров.

               «Хозяин гроз»

Похожий на птичье яйцо хрустальный метеор нашёл в гнезде глухарки,

Камень заключал в себе души, хранящие свет жизни и тайны времени.

Выносил камень на солнечный свет, встряхивал между небом и землёй,

Вызывал летом град и бурю, дождь со снегом, зимой оттепель и капель.

Чистый дух человека возрождался три раза - сам, внук и дальше птицей,

Каркая вороном, камень обносил вокруг очага, закреплял жизнь детей.

Сохранял равновесие в измученных судьбах звёздами запорошенными,

Небесный хозяин передавал силу облакам, и дождями дышал ягельник.

Давал заклинателю совет, указывал песенную тропу, охранял от зверей,

Вдыхая всполохи зарниц, к мечтам притягивал изогнутое сияние молнии.

                          «Пламя грёз»

Из искры являясь в таёжный мир огонь, неторопливо зарождался в пламя,

Дух отсвета дышал внутри души меж дымом, мерцанием и мечтами.

Движение отблесков страстей огня хоровод теней внимая повторял,

Пылкую стихию вдыхая в бездушную тьму, время неотвратимо ускорялось.

В обжигающем танце распахнув объятия, огневые языки костра сплетались,

К звёздам взлетая и падая ниц зазывая не воплощённую охотничью удачу.

Жаром опалив позабытые грёзы, накал чувств угасал устало,

Разгар изгари дохнул в простор, сжигаясь притяжением счастья.

В угасших углях хозяйка очага душ кормила порывы жаждущего огня,

Сжимаясь в проблеск, незримо в небо взмывали снопом стрелы горящие.

             «Осыпание хвои»

В сумерках печали и тоске на узорах надежд,

Ярким пурпуром вспыхнул закатный небосклон.

В хвойном запахе и серебре лунных скитаний,

Внемля рыданиям, продрогнув медленно остыло,

Нахохлившись птицей в тишине осенних стихий,

Лунные рожки  загорелись искринкой и притихли.

Осыпала лиственница зыбкое золото хвои на снег,

Смолистым дождём с кроны лапками хлопала.

Не выбирая судьбу, безмятежные души хвоинок,

Заблудились и приютились в тени снега на ночлег.

                 «Терзание мечты»

До закатной зари кочевало материнское Солнце глухариными шагами,

От огненной метели прищурившись, взошла Луна, надломив небосклон.

На перьях удерживая пожар пурпурных зарниц, птица плясала с ветром,

Внимая раскатистому грому, искрилась в ночной путанице света и тьмы.

За мглой хмурых дождей исчезли звёздные надежды и радость свободы,

Не воплотившись в жизнь - страдала мечта, плакала душа в оковах тайги.

Распахнув крылья, грозовой молнии притяжение сердцем чуяла гаичка,

Жжённая сомнениями, разбитая опасениями кружила наперекор судьбе.  

Озябшая в изгари невежества, искала смысл и разум, испытывая жизнь,

Сквозь развилки молний отмечала заря лучом рассвета счастливый путь.

                 «Багульница»

Подражая взрослым, создавали кукольное хозяйство реальной жизни,

Из перьев птиц и меха соболя, лисицы вязали куклу-оберег Багульница.

Кукле доступны жалость, обида, она знала горе и беды, страх и радость,

Считая себя частью природы всё неживое – оживляла, даря силу Роду.

Свадебная не разлучница берегла семью от тяготы недопонимания,

Хранители очага прогоняли хвори, сохраняя покой воплощений души.

Кукла-оберег решала, какой душе вселиться в тело новорождённого,

Кукла с птичьими крыльями следила за детьми, оленями и собаками.

Багульником пахнул дым очищения, перед охотой одаривая удачей,

В бремя испытаний, с верой загадав желание, трепетала ленточка алая.

             «Нить судьбы»

Звезды сущности одаренные душой и движением,

Состоящие из огня они кажут Луне и Солнцу путь.

Бессильно изменяя уготовленное россыпью искр,

Бережно прикасается к увядшим к цветам и плодам.

Слёз искристой прохладой, блеск придавая мечтам,

Срываясь с внешнего неба неподвижных снов.

По скрученным в узлы лучистым жизненным нитям,

Пронизывая насквозь колыбель небесных сфер.

Сердцевину начала, соединяя с обиталищем душ,

Вокруг затягивая свет и тьму небесного вращения.

                 «Паданка»

Кедровую тень метель разбавила белым снегом,

В алеющем рассвете срывая переспелую паданку.

Расколов на кусочки осеннюю зиму солнышком,

Сбитые ветром шишки-паданки горят золотом,

В избытках красоты в покой волнения сорвались.

Потрясая кедры, шишкобой вьюгой умчался ввысь.

Под ножками горностая трещит оледенелый страх,

Отражаясь призраком счастья в льдистых зеркалах.

Путаясь в снегу падымок лениво позёвывает тайком,

Кромку полыньи стылой тоски, затягивая заберегом.

            «Солнечная дорожка»

Лунный ломтик остриём раскроил просвет в снежной пустыне облака,

От гогота пролётных птиц проснулся рассвет над каменистым озером.

В брызгах света разворачиваясь, посреди озёрного изобилия уселись,

Гладить ветра дыханием чувства зеркальной воды в скальной оправе.

Росой заиграл продрогший тальник, опрокидывая дно неба в заводь,

Очистилась ото льда огненная дорожка, сжигая в небыль мглу и тени,

Шагая с камня на камень к близкой дали, встала на крыло птичья стая,

Проседью покрылась вода и спустилась рыба в когтистую шубу ручья.

Заглаживая прежней жизни следы зябкой дрожью по кожице шуги,

Облик крылатого и рогастого зверя, задев небеса в бликах отражая.

           «Снежноягодник»

Предвестник первого заморозка ледяная ночь,

Шепчет над листопадным кустом заговоры.

Клочьями серого тумана наползают сумерки,

Белой ягодой с легким румянцем зреет Луна.

Снежноягодник искрится в мглистой радуге,

Светом звезд, зажигая капли талой изморози.

Скалы огненно-искристым сиянием охвачены,

В сухой листве потайной тоской размыто сквозя.

Хлопья невзрачных ягод, встречая стужи видение,

В дыхании холода дарят свиристелям угощение.

                   «Мотыльковая весна»

Из неизвестности мучительных угрызений пропасти хвойных ветвей,

Метель на крыльях унесла чувство, зовущее за мечтой звёздных огней.

Восторгом в душе сотрясённая бабочка увидела луч встающего солнца,

Не похожий на зиму, льдинки слёз растопил, биение сердца встревожив.

Лёгким безмятежным ветерком облако хрупких мотыльков пригласил,

Жизнь по- новому начать, чтобы мимолётность парения не осиротела.

Однажды безвозвратно всё уйдёт, а жизнь - она сейчас, в этом счастье,

Забыв в прошлые сомнения тропу, причудливо кружат в миг беспечности.

В блеске росной радуги над подснежниками расцветала весна мотыльков,

Искренне и наивно неземной красотой улыбаясь от счастья быть собой.

                    «Глашатай любви»

На закате зимы с проталины подснежник приветствовал прилёт птиц,

В бессонной оттепели крик трепетным эхом зазвучал по равнине небес.

По весеннему солнцу возвращались влюблённые пары чёрных гусей,

Меж скал спускаясь к родовым речкам с талой облачно-пенной водой.

Задышала смола на кедровой коре и оттаяла прошлогодняя брусника,

На кочках птицы вили гнёзда, откладывали яйца, выводили потомство.

Утратила покой душа вожака охраняющего молодняк от злых чужаков,

Бесприютный скиталец, выгнув шею, протяжную песню пел над волной.

Соединял стихии воды и воздуха, открывал ходы в отчужденные миры,

Погружая клюв в мелководье, сторожил ветер и растил силы в крыльях.

                          «Паутинка»

Над горными тропинками осыпанных золотой хвоей,

Паутинка-ниточка в тонком кружеве влюбленности.

С грустным вздохом встречая пожелтевшей рассвет,

Не огорчаясь, бережно треплется на ветру в ненастье.

Ловит в кружеве тайге мгновения убегающей луны,

Поймав мнимое заморозка тонко сотканное счастье.

В прозрачность хрустального неба, лучиком взлетая,

Обрываясь в сплетение сновидений вершин и небес.

Трепетная нить, наполняет сердце шепотом вслед,

Снежное падение закроет вершины белым зазимком.

           «Первозимок»

Плачет неуловимое эхо унылой слезой дождевой,

Горький привкус дымка в закатном багрянце грёз.

Усталое Солнце согрето одеялом опавшей листвы,

Увядания лихорадочный румянец на лунном лице.

Всхлипнули шугой бурной речки мшистые камни,

В падении острых хвоинок почуяв терзание тайги.

Тонким свистом синиц продрогший ветер свищет,

В заснеженной тени вершин погас отблеск зарниц.

Пурпурное горение золотистой парчи лиственниц,

Вплетается в изумрудную отповедь осенней ночи.

                               «Очаг»

Кочевая семья дорожит собственным огнём очага,

Теплом отношений, центром жизни и гранью целей,

Родным дыханием, сердец биением, бликами света.

Охраняя огонь от соединения с чужим пламенем,

Кочуя, огонь отчуждался от чести начального пламя,

Поддерживаясь чужими дровами и вдыхая воздух.

Не разогревали кочеводы кусочек холодной пищи,

Сваренного на углях не наследственного очага.

В дни встречи очага и стада после летней разлуки,

К огню предков прибавляла семья воплощённую искру.

                            «Мягкая метель»

Кочевой народ на необозримых истоках больших рек,

В уснувшем первозимье душу не погружает в уныние.

Олень рождается в тайге, а выживает в горной тундре,

Выводя кочевников на острые грани горных хребтов.

Под ногами верхние миры, от оленя возникших непосед,

Звёзды далёких вершин зрят на будущее из прошлого,

С дыханьем белокрылой стаи нежась в мягкой метели.

Волком подвывая, взбираясь на скальные пики вершин,

Вьюга уносит хвою с тёплых тропинок солнечных лучей,

Стекая по стволу прозрачной смолой, срастаясь с землей.

            «Глухариный клюв»

У пропасти забвения перьями изнутри сияя конец с началом соединял,

Каменный глухарь с крючковатым клювом и ярко-красными бровями.

Токуя в туманных зарослях, пел и плакал на заре, теряя слух от любви,

Зачаровывал глухарку, смыкая крылья сверху, прыгая в танце свечкой.

Горланили соперники, из ночного предела грозно кидаясь друг на друга,

Сцепившись клювами, яростно бился, пощипывал кровожадную лисицу.

Певец рассвета открывал бездну света, себя ощущал частью вселенной,

С лаской в лазоревом взоре от мук надрывал сердце в объятиях суженой,

Увернувшись от падающего с неба молнией ястреба, перекрикивал эхо,  

На зиму глотал мелкую гальку растирать пищу из грубой кедровой хвои.

                   «Саранка»

В мерцание утренней звезды восходила алая заря, завораживая небом,

На заметающей снегом проталине саранка мечтала обогреться заревом.

Сердцем к ветру прижавшись неистово, души соединив в единое целое,

В мгновенье целой вечности искупалась в дождинках радуги солнечной.

Растопырив ладошки солнечной души, всматривалась в закоулки памяти,

Судьбоносный луч между прошлым и будущим обязал чувствовать весну.

Испытывая муки безумства страстей, в солнечном огне не выгорала дотла,

Оставив бремя острой боли саранка пылала огнем грусти душевных ран.

Росной лаской окутанная, алые кудри склоняла к дыханию ягельника,

Глубиной неба, свободой ветра, солнца светом удержать старалась тень.

                        «Большая ночь»

За просекой тайги, где живет Луна, разгорелся закат,

С чувством беспечности низко плывут ненастные облака.

В просветах так же ярки немеркнущие звёздные пути,

Черпая синеву, звезды падают с потоком жёлтой листвы.

Серебром ложится иней на каменистые тропы и мох,

Ветер не страшась усталости, карабкается по перевалу.

Воздух прозрачный опавшей листвой весело куролесит,

Звездопад вспыхнул огненным росчерком россыпи.

Лунное мерцание шалит в багряных кустах багульника,

Ягель прислушивается к скупому голосу зазвеневших вьюг.

                                  «Ранний снег»

Падающими хлопьями сходит наземь заплатанный небосвод,

Меняя узоры золотисто огненных росписей удивленной тайги,

Облачая хвою в мягкое, хрупкое и пушистое одеяние звёзд.

Ледяным дыханьем севера льётся лазурь на горный оклад,

Листопадной струёй ручей следы оставляет, касаясь Луны.

В серой полутьме на камнях подтаял ранний мокрый снег,

Оставив насыщенную просинь небес за ягельным перевалом.

По меткам на старых стойбищах привязных лоскутов материи,

Над острыми пиками гор перелётные птицы летят на ночлег,

Белый, как снег оленёнок принёс к очагу удачу на всю зимовку.

                  «Искра радости»

Корни, пробив силу камня, извиваясь вглубь подземного мира ушли,

У истока жизни скитаясь во мгле души предков, зарождают родники.

Наполняясь соком корней, созревают плоды в нежной тени ветвей, 

Из земного мира протягиваясь к сводам, ствол вскормит детёнышей.

Стержень жизни листвой защитит вьющих гнёзда зверьков и пернатых,

Небесная крона, вбирая свет звёзд и грозовую влагу, развеет страхи,

Чуя бессмертную судьбу, упавшие на землю, семена сомлеют на корню.  

В стужу сухие сучья согревают очаг добывающего счастье странника.

Сгибаясь под ветром, обгорая молнией до коры, смола потечёт живее,

Отстояв мороз и снегопад, по весне к жизни возвратится искра радости.

                          «Имя-амулет»

Рождённого при восходе солнца нарекали именем,

Предугадывая будущее, проводили обряд узнавания.

Вопрошая, понимали, чья душа-хранитель вернулась,

Кочующее имя не жило отдельно от своего носителя.

От нечеловеческого имени и клички собаки – хандрил,

Уставшее от многократного повторения имя менял.

По мере жизненной смены стойбищ, мокрый снег,

Читая настоящее имя, получал власть над судьбой.

Под упругим ветром к имени добавлял чистое прозвище,

Силу движения Кочевода желая превратить в Охотника.

                    «Маскоид»

Лицо частично окрашивал в цвет изгари и пепла, передавая мимику,

На лобную повязку обшивал оленьим волосом части человеческого лица.

Спереди охранители - глаза, нос, рот и уши, а сзади духи-помощники,

Вдоль верхнего края повязки пришивал лучи-перья глухаря для полёта.

Причудливый облик головного убора насыщал внутреннее заполнение,

Двойным зрением видел то, чего не видели простые добытчики зверья.

Указывал принадлежность к роду-семье, снимал вопрос об имени предка,

Вспоминая онгон шаманов всех поколений, обращался к ним с просьбой.

Костью солнца ночью совершить путь на восток, победить в схватке Луну,

Возродится молодым, превратится в лучезарных духов камней и вершин.

                          «Закличка»

Забытая бездна небесная задела пламенем тальник,

В прозрачности воздуха разбивала солнечные лучи.

Теснясь осколками в тусклом золоте опадающей хвои,

Размотанной моросью и туманом облака печалились.

Дух пурги брызгами озноба трепал мохнатые кедры,

Дупла соболей и ловушки укрывал крупинками снега.

Глухари и куропатки затаились в гнёздах убежищах,

Их мягкой хвои, осыпанной на радужный мох и ягель.

Срезав рваную зарю, собрала стая перелётных птиц,

Кочевод, под звуки бубна закличками прогнал грусть.

                               «Охотничий напев»

Лапка гуся сверяет статус человека в природном мире,

Мелькание ног оленя передаёт ощущения пурги.

Волнения подвесок на костюме шамана не удержать,

Бисер нагрудника и души в охотничьей сумке их меха.

Протоптанные следы зверьков мерцают сухим снегом,

Украшая обереги из шкуры, зуба, рогов и копыт оленя.

Склонённое Солнце осветило белые зубчики чумиков,

Собираясь в дорогу шалый ветер, кормит осени огонь.

Холодит тело кочевода через истёртый мех одежонки,

Падая и спотыкаясь, он не ругал дающую жизнь тайгу.

                              «Птичий узор»

Летняя радость Солнца усохла, как старая Луна,

Ветер в камусы вложил стельки из сухой травы.

В обозе из вьючных оленей за ведущим быком,

Не спеша вышагивал олень с детской люлькой.

По одежде вверх перьями, скатывался дождь.

Обшитая кожей, волосом оленя и сухожильными,

В наряде из перьев кочует за улетающими птицами,

Меховая мозаика не спугнёт начала оленьих игр.

Усыпанная разноцветными листьями кустарников,

Тайга оголилась до снега звездами Млечного Пути.

                 «Душехранилище»

Миро устроитель олень ветвистыми рогами оживил тайгу, реки и горы,

Окаменев, возвысился до небес, связав небо и горы, людей и предков.

Восточная солнечная и западная подлунная охраняли мир от невзгод,

Меховой ковер из оленьей шкуры с текущими  реками и древом жизни.

Дух-хозяин птица кормила новорожденного птенца в душехранилище,

В пронзённом заревом гнезде птица наполняла чувством блеск ума.

Тревожное сердце, пугало дитё творить судьбу душевным взглядом,

В туманной вселенной берегла нетленная душа доверенное счастье.

С вершин в нижний мир падали застывшие в слёзы приметы-памяти,

Сжигая боль утрат в чистилище души, золой тлел свет воспоминаний.

        «Верховой олень»

Против ветра гнал лося по следам верхом на олене,

Падала собака от изнеможения, но охоты не прекращал.

Передохнув, чай заваривал сухими листьями багульника,

Угощал пламя огня с просьбой дать удачу в промысле.

Лоб оленя мазал сажей из очага и вновь упрямо бежал.

Мать - земля дала равноценные души человеку и оленю,

Оленя берёг и не обижал, на привязи не удерживал.

Добычу пёк в золе и варил с лиственничной заболонью.

Мороженую строганину нарезал длинными стружками,

Добавлял калёный кедровый орех с ягодой и запивал.

              «Родные души»

Отец диких оленей поднялся на самый дальний седьмой уровень неба,

К матери-прародительнице рода кочующего по Млечному пути оленят.

Двигаясь на свет, искал безродные души, блуждающие в туманной мгле,

В колючем холодке старался достучаться до сердец будущих мамочек.

Помещал не родившиеся души телят на кончики лучей утреннего солнца,

Оленёнок родился из небесной шерсти оленихи и бился со своей тенью.

Новорожденному оленёнку даровал успокаивающе прозвище предка,

Согревая дыханием незыблемость жизни покрытой изморозью и росой.

Попавшие в плен обечайки бубна из солнечной шкуры и лунных рожек,

Родные души обнимали свет и тень, переплетающие нити судеб будущего.

         «Добывание удачи»

Путеводная звезда удачи любит смелость и силу,

Таёжник сам себе добытчик, сам себе сбытчик.

Смог изюбра добыть – одаривал волка и ворона,

Чтобы стадо оленей за стариками не уходило.

Вырвавшись из объятия невзгод, судьба ждёт,

В чёрную пургу верный олень жизнь сбережёт.

Спящее сердце не знает радости и не видит снов.

Текучей смолой просит везение душевный взлёт.

Говорит внутри себя с оленями и зверя душой,

Большая мама - таёжный чум вечной кладовой.

       «Дети солнц»

Не замечая передвижение планет в рассветном небе,

Вырисовываются на горизонте склоны гор, синие дали.

На могучих скалах ветвистыми рогами подпирая небо,

Рожденные для любви олени о далёких мирах мечтали.

Из глубин веков взывая к людям живыми голосами,

Гордо несут головы телята, не теряя следы предков.

Не исчезая искрой грядущего огня в чёрных облаках,

От свиристящего ветра согревают души светом Солнца.

Узкой таежной тропой стада бредут друг за другом,

Солнечный олень и Оленята – дети кочующих солнц.

            «Тень Земли»

На закатном небе сохатый бодается с облаком,

Тлением времени трётся о лунный комочек,

Очищая от бархата рога перед началом гона.

Усталость сердца сбрасывая в небесную лазурь,

Мысленно спешащую в вдаль звёздных узоров.

Грозной тучей вниз рухнувшего брачного сезона,

Раскрытый настежь вырвется грозовой молнией,

Сбросив ветвистые рога в тень Земли невесомую.

Обожжёт глазами угли с остатками прошлых лет,

Грудью, вдыхая прохладу небес, обретёт новый мех.

                   «След изюбра»

Из туманной белесой пелены встречал восходы и закаты Солнца и Луны,

Радуясь шишке-паданке, зелёные ветки жизни в родовой тайге не ломал.

Сквозь зиму и лето честно тащил по склонам гольцов бесконечные тропы,

Сухими сучьями кормил огонь кострища, вслушиваясь в птичьи голоса.

Неприметная стёжка следов изюбра мелькнула в каменистом редколесье,

На солонцах долгие часы охотничьей тревоги и ожидания для пропитания.

Сплелись лунные тени на крепких рогах изюбра с отрепьем из меха и мха,

Кедры согнулись в дуги, в глазах потемнело пламя, шепот заклятия утих.

Молнией расколотый могучий зверь упал на колени, склонил рога в снег.      

Вспоминая о не безучастной судьбе, слагал песни-мифы о будущем души.

                    «Птица с белым крылом»

Душа жизнедействовала в пелене, откликаясь в знамение - очаг Мира,

Избегая рубить кедр на топливо, топтать орех и садиться в тени дерева.

Неподалёку неспроста кричала птица, в ожидании забрать чью-то душу,

Похищая осквернённые лжеприсягой жизненные силы, улетучивалась.  

На куске бересты на добытом для питания звере - отметке выживания,

Перьями пророческой совушки вырезала узоры промыслового счастья.

С белыми крыльями птица кружила, напевая вещие песни о грядущем,

В необратимости и конечности времени очищала судьбу от тьмы суеты.

На древо развешивала шкурки пушных зверей, перья, ленточки материи,  

В круговороте примет входила в новую оболочку земного и вселенского.

       «Ледяной дождь»

Спряталась горная вершина в тени от облака,

Снег с дождем смешивается и возвращается.

Сверху бледные звёзды смотрят на дно ущелья,

На перевале лунные рожки бодают изморозь инея.

Слёзы ледяной измороси парят отсветом радуги,

По реке тайменевой туман за отблеском охотится.

У бездны гололедицы скользит Большая Медведица,

По не смытой мокрой мороси обозначив тропинку.

Съёжившись от сырости, олень дуновением мистики,

Из слякоти, на небо вновь рогами поднял солнышко.

        «Закон охоты»

Тёплый поток слов - подобен медвежьему меху,

В злую метель в снегу куропатке выживать теплее.

Человеку с хорошей судьбой охота в тайге в охоту,

Добывая удачу для семьи необходимое пропитание.

Урожайный на орех год поднимал с берлоги медведя,

С собакой по мелкому снегу гнал лося и пушного зверя.

Подкармливал зимующих птиц и самок с детёнышами,

Отводил месть и обиду духов покровителей животных.

Добытую голову с серьгой обращал к Полярной звезде,

Из клыков и когтей - ладил амулет приносящий счастье.

                      «Подснежник»

Тучи хмурились, заплетаясь узором, талый снег догрызал лунную спину,

В глухарином инее гора родила солнце, ледяная река зарыдала радуясь.

К счастью пробив заснеженное покрывало, рядом родился подснежник,

Словно глоточек высокого неба среди лучей, звезда невинной красоты.

Распадком на шаг отступая, прогретый снег таял на прошлогодней хвое,

Первоцвет не испугался злой вьюги, пережил холод, очень рано расцвёл.

Посреди ледяной проталины весенний дух прикоснулся души лепестков,

Улыбаясь сквозь сон, первенец к солнцу протянул объятия нежных лучей.

Ярко-синим весёлым пятном разбудил от студёной спячки зверей и птиц,

Новолуние звёздное стойбище подмораживало танцующую зиму и весну.

               «Замерзающая вода»

Мох густо усыпан опавшей лиственничной хвоей,

Золотая тайга  заглянула в прозрачную шугу рек.

В загустевшем тумане заплакали отлетающие птицы,

Под хруст ледка, затрещали рога и захоркали олени.

В разбитом копытами снегу копошатся сытые глухари,

Дразнят медведя-шатуна не боясь зимнюю стужу.

Кромка льда на речных берегах и рев изюбрей,

Зажгли промысловый огонь очищая злые мысли.

Глубина без дна отражением манит заката прорезь,

Целует метель нежную грусть опрокинутых небес.

     «Большая Медведица»

На небе звёзды в виде охотника и бегающих зверей,

Большая Медведица вовлекает в круг хоровода.

Осенью начинает кочевать параллельно горизонту,

Невысоко на северном небе, правее гаснущей зари.

Вечно кружиться по небосводу вокруг Мировой горы,

Выкармливая молочком медвежонка детёныша.

К полуночи уткнувшись в снег вершин, встаёт на дыбы,

Подтягивая метелицу к небожителям - тучей облаком.

Запечатлевая ночное время, отмечает место созвездий,

Зимовать провожает странников в восточную берлогу.

                       «Коготь счастья»  

В этностойбище по обычаям поздравили родителей с рождением сына,

Провели обряд очищения, используя мех волка символ изобилия и удачи.

На люльку подвесили наследственные обереги охраняющие душу ребёнка,

Шум спилов из оленьего рога отпугивал хищных обитателей тайги и гор.

Развивал острый слух младенца, вплетал ощущения в браслеты из бисера,

Почувствовав кочевой быт оленьего обоза, поверил в промысловый дух.

С детства не нарушал запреты и жил в согласии с окружением природы,

Коготь счастья хранил отдельно, ничего не выбрасывал от добычи.

Не добывал много зверя, знал - за жадность потеряет охотничье счастье,

Опасение и радость защищали от неизбежных случайностей и возмездие.

                     

           «Надевание серег»

Обходя стороной на берлоге медведя, преследовал раненного шатуна,  

С мокрой от пота спиной в тревоге глотая метель, точил охотничий нож.

В небе солнечный луч пробил отчуждение сомкнувшегося оскала мглы,

В поисках от жизни покоя помятый медведем таёжник остался в живых.

Задние лапы - сзади, передние - впереди душе по доброй тропе пройти,

Снимая шкуру, отрезал кусок сырого сердца - съел и обрёл силу предка.

Просил прощение у добытого хищника, надевая на ухо мужскую серьгу,

Прислушиваясь к их бряцанию, узнавал через серьги зов и волю Вечности.

В будущее воспаряя, душа не блудила безвозвратно, следя за прошлым,

Растрепав ленты по голове зверя, направилась к восходу ожившей Зари.

                «Оберег»

Искрящийся снег на Солнце хранил тайну следов,

Зверья уютно живущего в норах под кедрами.

Обнаружив берлогу, охотник разводил костер,

На землю укладывал в кучу старую одежду.

Почувствовав запах дыма, медведь вылезал,

Охотник стрелял и отбегал за стволы деревьев.

Раненый зверь, почувствовав запах человека, 

Бросался на груду одежды начинал её рвать.

Вмиг прицелившись, охотник делал шаг на встречу,

Ожерелье украшал оберегом - когтем медведя.

          «Лось-звезда»

По острому стрелы наконечнику Млечного Пути,

Большая Медведица гналась за лосем с детёнышем.

Размечтавшись об удаче и шкуре не убитого зверя,

Упустила добычу - летучую звезду над пасущейся мглой.

Мечтательный зверь снился с яркими лунными рожками,

Превращаясь в снежинку Лося-звезду над вершинами гор.

Светилась в искристой изморози сила в рогах его мощных,

Хранитель сохатый улыбался на пёстром покрывале ночи.

Шкурой прикреплённой к небу сгоряча обозначал зарю,

Солнечную искру ряженный  время взнуздал всполохом.

     «Фигурка птицы»

Вспоминая звёздное одеяние помощника творца,

Из дерева, сухожилий, меха и волоса, пера и пуха,

Мастерил грозовую фигурку духа - владельца бурь.

Внутри болталась изменчивая погремушка-язык,

Пел в темноте раздумий обвал бездонной синевы.

Закреплял исполосованную огнём молний голов,.

С боковых сторон прикреплял крылья-створки.

Закрывая видело небо легко вскружившую птицу,

Открывая человеческий облик в радужном глазу,

Дождь упавшей в облачную колыбель выжал слезу.

             «Живой бубен»

Обечайка выгибалась над открытым огнем очага,

Натянутая оленья шкура оживала на дереве обруча.

Грезили вершины окаймленные мглой и созвездиями,

Опрокидывая купол неба на неустанную погоню светил. 

Бисер украшал жильный отсвет Лун и отблеск Солнц,

Ремешками зари и железными подвесками комет.

Касание оленьего рога, обернувшегося в луч-рукоять,

Связывало Верхний мир со Средней брусничной тайгой.

Вскрывал зов из бездны вселенной пытаясь что-то понять,

Целебным духом гудел для алчущих птиц, зверей и людей.

                         «Медвежье игрище»

Не причиняя вреда, призванный блюсти порядок и честность,

Медведь проверял устройство жизни на земле, но был сражён,

Ворон желал помирить, пять душ добытого зверя с охотником,

Очистив снегом голову зверя, положил её между когтистых лап.

Устремляя нос на неподвижную звезду, окуривал чагой клыки,

Птица танцевала для духа-­предка, стараясь не обидеть хищника.

Из медвежьего дома приглашённые души отправляя в будущее,

Давая совет идти по не гаснущим звёздам к счастью спокойствия.

Взмахивая крыльями, птица гадала о предстоящей охоте-судьбе,

Подпевая охранительной песне вольных душ уносящегося зверя.

               «Чёрный ястреб»

Чёрный ястреб свободнее ветра, легче воздушного облака,

Заснеженная вершина тайги манит его лезвия грозных когтей.

Радостью наполняется сердце, Солнце в прищуренных очах,

Вдыхая шторм, оперением пронзает насквозь бесконечность.

Без преград времени и расстояний, меж просветами и тенью,

Хищная птица зорко и свирепо рыщет сквозь жизнь и гибель.

Сыпется Солнце с вечно рыхлой россыпи небесного снегопада,

Льдом глазниц, отразив душу, плоть и путь доверчивой пищи.

Разорвав застывший от страха прах, ненароком развеет печаль,

Вверх красиво взлетев, величаво щеголяет угрожающим клювом.

                «Породнённый зверь»

Новорождённого испытывала волчья стая, и он считался законным,

Одаряла подвеской из клыков и когтей, кормящая душа оберегала.

Ребёнок старался приблизиться к хищнику внешним уподоблением,

Не охотился на него во сне, давал животному возможность водиться.

Свирепый дух младшего брата оберегал и приносил охотничью удачу,

Чутьё предупреждало об опасности вольного зверя, живущего в душе.

Оголённой судьбой в суровой зыби ветров лютый волк не знал страха,

Разрывая клыком мглы пелену, лунный соратник пересекал тропинку.

Изменение неба отражало нещадность и жалость породнённого зверя,

Перед атакой прощупывающего жертвенного лося хищным взглядом.

              «Вечное мгновение»

Взлетая за качающий от ветра кедр, попала совушка во внеземной мир,

Цепляясь за крону звёздной ниши, не раскрыв клюв, перекричала эхо.

Не ушла к своим родственникам, не стала хищница ночи беззаботной,

Путешествуя через несколько Вселенных в поисках, заботах и хлопотах.  

В Верхнем мире крылья мчались в разы быстрее, чем в Средней земле,

Во время перевоплощения духам посвящала растущую Луну и Солнце.

Не прошло и мгновения, в безвременье разделила прошлое и будущее,

Из вечно настоящего мига перелетала в вечно вращающиеся времена.

Ощутив стужу чужого неба, связала нарождающуюся жизнь с природой,

Возвращаясь в колыбель-гнездо, обновлялась восходящим поколением

                 «Провидение»

Наивные духи стихий наудачу вращали землю в нравственные истины,

По недосмотру, что было внизу - вложили наверх, а то, что сверху - вниз.

Рождались, развивались и старели звери, расцветала, зрела и дряхла тайга,

Оскудела не вечная природа и от стяжательства сокрушалась на судьбу.

Из истока мироздания упал огонь в воздух и сушу, сжигая ягоды и ягель,

Из грозовых туч лился потоп, разливаясь по таёжным гарям, смывая золу.

Не паслись олени, не добывался пушной зверь и сохатый на строганину,

Над верхушками молний Луна и Солнце меняли день, вечер, ночь, утро.

Пройдя через роды в огненных водах, растущее семя, чуть дыша - ожило,

На острие вершины возродилось место силы в своей первозданной чистоте.

Читать авторские экземпляры

Катышиндигеру. - Иркутск. -Артиздат. 2020 - 480 с.

Ловец Солнца. – Иркутск : Артиздат, 2019. – 376 с.

Ленточки странствий. – Иркутск : Артиздат, 2016. – 255 с.